День Апельсиновых Сосулек. Главка Четвертая. И снова серебряная...

«Ну, что я вам по секрету скажу про крендельки из маковых росинок... Не мойва, конечно, но есть можно,» - громовым шепотом, слышным в каждой, даже самой дальней щелочке кондитерской, сообщил мурр-виконт Борщ Бетховен, перкуссионист оркестра Котового Имбирвилльского Хора им. Цуцыка, своим соседям по столику – мурр-графу Белиссимо Вивальдиусу и мурр-сеньору Апполинарию Полонеззи-Килькинду и машинально стукнул нарисованными на меню крышечками чайничков. Да-а-а-а... Привычка – вторая натура, бороться с ней бесполезно. И с глухотой мурр-виконта тоже. Поэтому все вокруг (и Большая Марта тоже) вежливо сделали вид, что они ни-че-го не слышали, ни-че-го не видели и ни-че-го не поняли.

«А вот когда-то давным-давно, когда имбирвилльская легенда, наш обожаемый Цуцык, еще и не родился, был тут по соседству монастырь кошкелиток св. Мотьки-с-Карлой. Ах, какая пекарня была у кошек-монашек, о майн кот! Какие чайники там были! Какие крышечки! Как сейчас помню...» - продолжил Бетховен, а его соседи закашлялись от столь беззастенчивого вранья: оратор был ощутимо младше Цуцыка, да и насчет кошкиного монастыря... это уж вы извините.

«Щучьи крендельки, тосты с селедочным паштетом, песочные корзиночки с муссом из хека, а главное – улыбка трехцветной Моны-Лизы Джиокошки, молоденькой послушницы, умевшей мурлыкать на пять октав под мою игру на тех крышечках...»

«Хи-хи-хи!!» - не выдержала пфеффелька.

«Хи-хи-хи!!» - не выдержала еще одна.

«Хи-хи-хи!!!» - прочирикали Почтовые Голуби, и...

Что-о-о-о?! Почтовые Голуби?! Опять?! И в кондитерской снова все выжидающе замолчали.

«Мне?!» - на громкости пожарной сирены прошептал Борщ Бетховен. Слегка оглохшие Голуби кивнули, быстренько положили гербовую бумагу на стол и на крейсерской скорости вылетели в окно, даже не задержавшись для оплаты: здоровье, знаете ли, дороже - кому нужны глухие почтальоны, а? То-то же.

Полонеззи-Килькинд ловким жестом выхватил из лап мурр-виконта бумагу и на нормальной громкости удовлетворил жгучее любопытство присутствующих:

«Дарственная. Передаем в талантливые лапы мурр-виконта Борща Бетховена, перкуссиониста оркестра Котового Имбирвилльского Хора им. Цуцыка, нашу святыню и реликвию – два серебряных чайника с серебряными же крышечками, дабы вышеупомянутый мурр-виконт своим искусством будил в сердцах котов, людей и прочих некотов прекрасные чувства и дарил им наслаждение от встречи с Музыкой. Аббатисса кошкиного монастыря кошкелиток св. Мотьки-с-Карлой Мона-Лиза Джиокошка. PS. Когда-нибудь, сын мой, я все-таки выберу время и приеду на твой сольный концерт промурлыкать с тобой на пять октав наш любимый Турецкий марш Моцарта...»

Мурр-виконт торжественно взял в лапы две слегка потемневшие серебряные крышки, чуточку помедлил, вздохнул и...

«Ба-ба-бах!! Бух! Бух! Брамс!!!! Бом-бум-блямс! Тарарамс!! Бам! Бум-бум!! Бом-бум! Бим-бом! Бумммс!!»

Серебряная Денежка, чьего хихиканья, конечно же, не было слышно, расцепила ручки, сомкнутые на обшлаге концертного фрака Бетховена, и заткнула ушки: бывшая королева Селедкина сделала это на минуту раньше.